Ход конём, или кобыла в сенате

Городской социальной политике, бессмысленной и беспощадной, адресуется


В середине двухтысячных в Санкт-Петербурге стали активно открываться многочисленные Центры социальной помощи – бюджетные учреждения, работающие с различными группами риска, инвалидами, проблемными и неполными семьями, детьми, матерями-одиночками, лицами БОМЖ, мигрантами, беженцами, алко- и наркозависимыми, беспризорниками и т. п. Вроде бы прекрасный почин – государство заботится о своих нуждающихся в помощи гражданах… Но ничуть не бывало! Ситуация в этих учреждениях красноречивое отражение полной инверсии соцполитики в свою противоположность – в катализатор социального, гуманитарного, профессионально-технического вырождения.
В основу этой статьи лёг опыт «включённого наблюдения», приобретённый в таких учреждениях, которым автор не мог не поделиться, поскольку часть почти всегда есть отражение целого... (Тем более, что ситуация во многих подобных учреждениях отнюдь не является секретом, что впрочем, никак не влияет на возможности её трансформации).

«На дворе средневековье, мракобесие и джаз!» – поёт известная рок-группа… И если «джаз» – метафора какофонии и бардака, то «средневековье» уже прямая констатация торжества анахронизма, если не сказать безвременья, с мракобесием в бонусном приложении. Но историческая инволюция не стоит на месте, и вот уже появились возможности преодолеть гораздо бoльшую временнyю ретроспективу и опуститься аж до глубин седой античности, притом не в самые лучшие моменты древнеримской цивилизации, прямиком в тот период, когда служил у них императором некий Калигула. Напомним между прочим, что упомянутое имя достаточно известно, но сохранено историей отчасти потому, что его носитель имел слабость к эпатажам. Посадить своего коня в имперский сенат (лошадку звали Инцитат) – причуда одна из самых невинных из арсенала данного исторического персонажа. Впрочем, сделал он это вовсе не из трогательных чувств к семейству лошадиных, а совсем наоборот, манифестируя свою надменность и презрение к сенаторам, а заодно и к гражданам империи.
В наше время такой ход конём многим деятелям местных администраций – районных, городских, областных и т.п. – оказался наукой, и они, дабы почувствовать себя Калигулой (т. е. властью), цитируя императора умением лихо расставлять кадры по своим местам, решили двинуть своего Инцитата в субституты… И госместечко взамен сената подобрали, и персону… – с компетенцией вовсе не хуже конской. И казённое автo с личным водилой всучить тоже не забыли – в самом деле, не экономить же в бюджетной госорганизации на соцуслугах для собственных VIP’ов (по сути, услугами и бонусами этим лицам, видимо, и оправдывается существование всей организации, в противном случае, рациональный смысл её функционирования отсутствует).
Так что нынешняя власть это отнюдь не чудище-левиафан, которым стращал современников Томас Гоббс (в актуальных условиях надёжней, как видно, пользовать более вьючных животных). Нынче власть – этот коллективный Калигула – выстилает, подобно древнеримскому гегемону, своим «инцитатам» светлый путь по карьерным ступенькам.

Это явление приняло такой масштаб, что могло бы отразиться в лозунгах, например таких:
Хоть разбейся об заклад, а посади коня в сенат!
Покажи шальную силу: посади в сенат кобылу!
Если ты не Инцитат, не мечтай попасть в сенат!
Скажем твёрдо и без смеха: конь сенату не помеха!
Беда только в том, что желающих побыть в шкуре Инцитата немало, но количество «госсенатов» явно уступает их числу.
И, кто знает, может быть именно масштабности этого явления обязано рождение в чутком народном языке шутливого неологизма «руководятел», высвечивающего истинное положение вещей, а заодно опускающего чужестранное и кичливое словечко «менеджер» ниже фарватера.

Одно из последствий рекрутинга инцитатов в руководятлов – воскрешение к жизни широко известной в отечественной истории легенды о потёмкинских деревнях, которая в нашем случае стала явью. Ведь Центры соцпомощи, по сути, это тот же симулякромуляж, в котором заправляют ряженные в госмундир паяцолицедеи – безответственные начальники, рассматривающие власть как личное приобретение и профанирующие своей более или менее убедительной игрой всю социальную политику, а заодно и социальное государство, каковым РФ является по конституции. Однако, несмотря ни на что, для разовых визитёров в этих заведениях, кто бы сомневался, всё обстоит прекрасно. На разовое очарование беглого взгляда только и можно рассчитывать с лошадиной компетенцией и под эту задачу ориентировать работу всех этих организаций. Зато никакие более насущные и глубокие проблемы, как то: бойкая ротация коллектива (по канцелярски называемая текучкой кадров), отсутствие инструментария для работы специалистов и, как следствие, необходимость вкладывать собственные средства для реализации своих профобязанностей, невозможность повышения квалификации, недовольство подопечных и подчинённых ведением дел в учреждении и т. д. и т. п., что приводит к обращению тех и других в различные контролирующие инстанции, – руководство не смущают. Да и откуда смущение – тому, кто взирает на мир с высоты стула «императорской кобылы» и с кресла казённого автомобиля, всё фиолетово… Кроме того, за спиной стоит власть калигуловой бюрократии, в тени которой не повязанные с ней люди, не важно рядовые ли они сотрудники госструктур или те, кто в эти структуры обращаются, просто объект презрения. Причём, если с масштабом этого презрения сотрудники нередко сталкиваются прямо и непосредственно, то обращающиеся в учреждение граждане, только косвенно, т. к. толика необходимости в них всё же имеется: они потребители услуг (подчеркну, речь идёт именно о поставке услуг, а не об оказании помощи, – что по юридическим меркам огромная разница, и не в пользу «клиента»), количество которых затем выливается в общую статистику. То есть, каждое обращение суть больший или меньший цифровой показатель, каждый нуждающийся в помощи человек лишь галочка в бланке отчётности учреждения перед администрацией района, с маниакальной бессмысленностью преследующих цели количественных показателей (и показного количества – учитывая, что цифры можно взять и «с потолка»). Но что делать, ведь ценности качества нет в спектре добродетелей калигуловой власти, как нет и инстанции совести, конвертированной за ненадобностью в вертикальную субординацию.
Организация, упразднившая в своей работе критерий качества, сама претерпевает качественные изменения, укладывающиеся в две пары категорий: о бессмысленности и беспощадности соцполитики здесь уже было сказано, и отнюдь не для красного словца. Но полноте картины недостаёт ещё пары ключевых слов, характеризующих эту качественную мутацию – безразличие и цинизм… (Чем не мракобесие?) Этим passe-partout демаскируется калигуламорфная власть, а заодно и их «конские» protege.
К слову сказать, качество работы должно напрямую вытекать из кадровой политики. Тут сразу возникает как минимум два вопроса. Первый: о какой кадровой политике, и вообще об управлении, может идти речь в учреждениях с такой реактивной сменяемостью персонала, к тому же частенько инспирированной искусственно (чем меньше времени проведёшь в стенах учреждения, тем меньше шансов просечь реальный масштаб накатившего соцужаса)? Вот и получается, люди с возу – кобыле радость, а «административный восторг», испытываемый при каждом новом увольнении, добавляет соответствующей мотивации новые «лошадиные силы».
Второй: о какой социальной политике в отношении одной части граждан можно говорить, если для другой части, её реализующей, эта самая соцполитика поворачивается своей антисоциальной стороной? Звучит парадоксально, но что есть, то есть – соцполитика госучреждения в отношении своих сотрудников абсолютно антисоциальна. (Но, называя вещи своими именами, необходимо уточнить, что здесь больше практикуется не социальная помощь, а социальная взаимопомощь, особенно учитывая уровень зарплат специалистов в соцгосучреждениях).
Благодаря управленческому хаосу и кадровой неосмотрительности иных администраций, в этих учреждениях всё же остаются достойные специалисты, да и просто неравнодушные и болеющие за своё дело люди. Но с такой организацией дела, такими методами руководства многие их начинания тщетны, ведь дискутировать и вносить свои предложения по улучшению работы здесь бессмысленно и такие поползновения заканчиваются, как правило, вариациями одной и той же сентенции: «я – начальник, ты – дурак».
Вообще, конфликт классический, и по поводу власть предержащей стороны в нём многое сказано и написано, – тут и народное «со свиным рылом, да в калашный ряд», и басенное «зачем на бал пришёл медведь?», и литературные творения книжного персонажа Никифора Ляписа-Трубецкого: «хоть был пожарником Гаврила, Гавриле дали фильм снимать». К сожалению, в упомянутых учреждениях расхожая антиномия «начальник–подчинённый» гипертрофируется, и приведённые цитаты приходят на ум сами собой.
Здесь также сами собой вспоминаются и гоголевский Башмачкин, и чеховские люди-в-футляре, и киношный товарищ Огурцов, реинкарнации которых теперь, встроившись в административную вертикаль, ходят в управленцах – принимают в начальственных кабинетах, отдают распоряжения, осваивают бюджет и т. п., короче говоря, заполняют собой пейзаж картины, нарисованной здесь в самых общих чертах.
Хотя автор имел целью отразить только бюджетные социальные заведения, но как то сама собой озвучилась тема властной вертикали (результат пресловутой путинской стабильности) с нечеловеческим лицом и «лошадиной фамилией», втягивающей субпассионариев подобно пылесосу. Описанная здесь ситуация результат активной иррадиации сверху вниз принципов построения этой самой вертикали. Но насколько вертикальна такая вертикаль? Ибо если верит Экклезиасту, «кривое не может сделаться прямым».
Карьера императора закончилась для Калигулы трагично, а об успехах его лошадки на сенаторском поприще история умалчивает, т. к. венценосное животное не оставило в ней ни своей подковы на счастье, ни отпечатка своих изящных, но измученных канцелярщиной копыт.

John-4-Natic